Они пережили каторжные работы в Германии и нечеловеческие условия в концлагерях, спасались от голода, холода и прицелов вражеских автоматов, чтобы спустя восемь десятилетий рассказать правду о страшных 1940-х и помочь восстановить справедливость. Журналисты "7 Дней" собрали воспоминания детей войны, которые сейчас проходят свидетелями по уголовному делу о геноциде населения Беларуси в годы Великой Отечественной. Они в очередной раз доказывают: у памяти нет срока давности, а правда нужна даже тем, кого уже нет в живых.
Евдокия Жилич: "Кормили одной брюквой - до сих пор не переношу этот запах"
- Жила я тогда в Украине, куда родители переехали из России. Нас было трое детей. Когда началась война, я окончила семь классов. Немцы назначили старосту и приказали организовывать молодежь в Германию. Сразу записывали добровольно тех, кто сам захотел поехать, заработать и увидеть хорошую жизнь. Позже стали вылавливать молодежь и насильно отправлять. Меня записал староста. Но мой отец вырыл яму, похожую на погреб, и прятал там нас с братом, который на два года меня младше. Помню, как сидели при свечке и в карты играли. Папа закрывал нас крышкой и сверху забрасывал навозом, чтобы собаки не учуяли запах.
Отец выходил дежурить на улицу. Как только услышит запах сигарет - значит, немцы идут, пора закрывать нас. Так мы и сидели там до 1943 года, иногда только днем выходили на улицу. А когда враг стал отступать, нам интересно стало, и мы вышли. Как раз в это время немцы с собаками окружили деревню, а отец не успел закрыть нас в яме.
Выловили нас с собаками. Из двух деревень - 20 человек, даже беременную забрали. Отправили на станцию Користовка, погрузили в товарные вагоны и отправили на Запад. Помню, что сверху люки были закручены колючей проволокой. Довезли да станции Знаменка, это в 35 километрах от Користовки. Двери открыли, но выпускали только под присмотром. Мы с подругой хотели сесть на обратный поезд, но не получилось: от собаки далеко не уйдешь.
Простояли мы где-то с час, а потом снова отправились в путь. И уже до самого Перемышля нас не открывали. А там всех выгрузили, дали лопаты в руки и заставили грузить на платформы шлак. Я не помню, сколько месяцев там пробыли. Жили все вместе в путевой казарме. Готовили сами, что придется. В Германии нас кормили в основном брюквой. Я до сих про не могу на нее смотреть и не переношу запах. Хлеба давали по 200 грамм.
Надзирателями были два немца: старик-отец и сын-инвалид. Оружия я не видела, а вот плетки были. Стоило разогнуться и заговорить - тут же получали по плечам. Так что старались не останавливаться. Бомбежки были сильнейшие. Однажды прилетели самолеты и стали так бомбить, что уничтожили и станцию, и нашу казарму. Мы успели спрятаться в канаве неподалеку. После этого нас вывезли в Кассель. Поселили в деревянные бараки. Их было несколько в ряд - отдельно для женщин и мужчин. Заполнены они были под завязку. Утром приходил немец, забирал пять - десять человек и выводил на работу. Кто-то убирал у начальников в квартирах, иногда приводили в порядок город после бомбежки.
Также мы убирали большое бомбоубежище. В нем на первом этаже жили бездомные немцы. На втором было награбленное добро из оккупированных стран. Помню очень красивые картины. Второй этаж очень часто мыли, вытирали пыль. И все делали под наблюдением гестаповцев. Они, видимо, охраняли все это богатство.
Во время бомбежек деревянные бараки часто горели. А рядом с ними находился разрушенный дом, в котором вход в подвал был свободен. Поэтому как только начинали лететь бомбы, мы прятались в этот подвал. Наутро приходили наши начальники и забирали на работу.
В бараках были только тазики. Из одежды - черный рабочий костюм да ботинки на деревянной подошве. А на груди - значок с надписью "ОСТ". Так немцы понимали, что мы русские. Были там и французы, и чехи, но с русскими обращались хуже всего.
Когда вернулась домой, родители рассказывали, что и яйца собрали, и масло, чтоб выкупить меня у немцев. Отправили все это с мужем старшей сестры. Немцы подачки забрали, но меня не отпустили. Так он и вернулся ни с чем.
Мария Кульбеда: "На работах у пана упала с лошади. Думала, ходить не буду"
- Немцы приехали в Мотоль в 1941-м году. Окружили со всех сторон, ездили по дворам и кричали, чтоб люди собирали все драгоценные вещи, а потом и сами собирались в Германию. Завезли нас на площадь в Иваново, на железную дорогу. Подогнали товарный вагон, погрузили, закрыли проволокой. Открыли только в Бресте. Одна женщина сумела выбраться: пролезла под вагоном и неделю шла домой. А вся ее семья была вывезена.
Из Бреста мы заехали в Граево, нас выгрузили на площади и устроили баню. Всех развели в две комнаты. Сестра с другими женщинами ушла, вернулись они уже подстриженные, и голова у каждой была чем-то намазана. В бочках, в которых мылись, были опилки. Они застревали в волосах, и потом мы долго не могли от них избавиться. Обмывались во второй, в третьей комнатах. Мы же никогда в баню с родителями не ходили, не видели их до этого голыми. И нам так неудобно было. К главному по бане мы заходили в фартуках, а когда выходили - передавали их тем, кто еще там не был.
После нас везли в фургонах. Много людей было: и из Гомельской области, и из Винницкой. Из Мотоля была семья. Ехали километров 20, пока не увидели панский дом. Большая территория вся засеяна: росли и картошка, и рожь. Я ходила на работу в поле. Помню, посадят меня на вожжи и кричат: направо, налево. Однажды упала с лошади и сильно повредила ногу. Думала, ходить уже не буду, но поправилась. Вместе с нами были брат и сестра из Венгрии. Им давали хороший паек и работу.
Как-то раз мы пошли копать картошку, как вдруг увидели листовки, которые летели с неба. Немцы прибежали и тут же стали отбирать их у нас. На листовках было нарисовано яблоко, а рядом подпись: как быстро упало это яблоко, так быстро падет и фронт. Мы же радио не слушали, ничего не знали о том, что происходило.
Екатерина Минюк: "Пленных вели под руки, кто не мог идти - несли"
- Накануне Троицы приехали немцы и стали сгонять всех людей в одно место. Всю нашу семью - родителей, меня, сестру и брата - отвезли в другую деревню. Брату удалось сбежать, а нас повезли на поезде в Германию. Помню, дали хлеб с укропом и заставили мыться. А потом приехал немецкий пан и забрал нас к себе. Пробыли мы там два с половиной года. Кормили как попало. Мы были детьми, но нас все равно заставляли работать. Осенью и весной собирали камни, копали картошку, трудились в поле. Родители работали и зимой. Отца не раз били. Однажды ему сказали, что в соседней деревне живут наши соседи, тоже из Мотоля. Он пошел к ним, а его посадили в подвал и избили.
Потом к нам пригнали много пленных и закрыли их в бараке. Они там сидели голодными. Одних вели под руки, тех, кто не мог идти самостоятельно, несли.
Антон Дорогокупец: "Больных детей уводили и убивали"
- В Германии мы находились в городе Пархим в лагере за колючей проволокой. Жили в бараках с деревянными двухъярусными кроватями. Я был маленький тогда, а вот родителей постоянно уводили на работу. Хорошо помню, что мы всегда были голодными, болели. Выходить никуда нельзя было, везде стояла охрана. Если что-то не то сделал или не туда ступил, не выполнял распорядок, надзиратели били, наказывали разными способами, издевались.
Иногда приходила комиссия, которая проверяла детей. Если кто-то из нас болел, его сразу забирали. И больше они в лагерь не возвращались - таких детей убивали. Помню случай, когда мой младший брат Дмитрий заболел корью. Мама знала, что идет проверка - люди сообщали об этом друг другу. Поэтому она, чтобы спасти сына, положила его на кровать и накрыла с головой. Если бы его нашли - забрали бы.
Евфросиния Кучерявенко: "На двоих давали буханку хлеба на неделю"
- Я была в Витебске в лагере. Видела людей из нашей деревни, которые сидели за проволокой. А мы, молодежь, сидели отдельно. Нам на двоих давали буханочку хлеба на неделю. Помню, как женщине, которая ребеночка держала на руках, осколок пули попал в руку. Ей оторвало палец, а ребенок умер.
Надежда Липинская: "Немка прутом ударила по голове - я упала под машину"
- Приехали немцы с автоматами и наставили их на нас. Обутых, босых - гнали всех. Отвели в лагерь, который был рядом, а потом на поезде отправили в Варшаву и в Эслинген. Кормили мало: давали тарелку шпината, стакан чая и 150 граммов хлеба. Работали на авиационном заводе с шести утра до шести вечера. Хоть я была маленькой, но тоже трудилась. Один раз некачественно сделала свою часть работы, так меня немка прутом ударила по голове. Кожа разлезлась - и я сразу со стула под машину упала.
Мария Евдокименко: "Немцы расстреливали детей, не выдерживая плача"
- В концлагерь я попала в 1943 году. Нас немцы погрузили в вагоны для скота и привезли на станцию Лесная. Отсюда отправили в шталаг №337. Мне было четыре года, поэтому я не знаю всех деталей. Но самое главное я запомнила очень хорошо. Это страх! Вокруг собаки, никто не может убежать, есть и пить нечего. Мы не мылись, жили в аду. Маленькие дети кричали, плакали, не понимали, что происходит. Много было малышей, которых немцы расстреливали, не выдерживая детского плача. Родители старались прикрыть нас, отвлечь. Это было такое испытание!
Нас пригнали в лагерь, чтобы издеваться над нами. А сколько в овраге было военнопленных! После них туда поместили нас. Овраг дышал душами мертвых. Я, когда подросла, шла вдоль этого оврага и даже тогда видела человеческие кости.
Любовь Стасевич: "Заставляли свистеть, чтобы убедиться, что не едим вишни, пока собираем их"
- Сначала мы прошли комиссию, а потом нас погрузили в товарные вагоны. Дорогу, по которой ехали, охраняли солдаты. Когда мы прибыли на место, нас снова проверили, чтоб вшей не было. А после приехали хозяева и отбирали нас на работы. Я обрывала лен у дороги, помогала на кухне. С нами трудилась эстонка. Помню, как жена пана отправила ее рвать вишни. Забираться приходилось высоко, ее видно не было, поэтому хозяйка заставляла женщину свистеть, чтобы она не смогла съесть ягоду. Была и девочка из Украины. Она все время плакала и не знала, что в поле делать. Так моя мама возле себя ее держала и учила. Еду нам давали, был даже хлеб. Но так хотелось картошки, хотя бы очистку.
| Юлия ГАВРИЛЕНКО, газета "7 Дней", скриншоты из видео, предоставленных Генпрокуратурой.
ПЕРЕПЕЧАТКА ДАННОГО МАТЕРИАЛА (ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО) ИЛИ ИНОЕ ЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНЫ
Читайте также:
"Прадед повторял: война забрала у миллионов молодость, а у десятков миллионов - жизнь"
"Похоронка на прадеда пришла в 1945-м. Получив извещение, его мать ослепла от горя"
"Ежегодно перед 9 Мая деду приходили десятки открыток от солдат, вынесенных с поля боя"
- размещаются материалы рекламно-информационного характера.