ГОСОРГАНЫГОСОРГАНЫ
Флаг Среда, 1 мая 2024
Минск Переменная облачность +11°C
Все новости
Все новости
Общество
20 марта 2024, 19:00

"Мама, ты меня любишь?" Директор детского хосписа рассказала три важные истории

Про эти истории, может быть, страшно даже думать, но от этого они не перестают происходить. Директор Белорусского детского хосписа Анна Горчакова рассказала три очень грустные и важные истории о детях, родителях и любви.

- Было бы глупо сказать, что я ко всем детям отношусь одинаково ровно. Неправда. Некоторые говорят: "Я всех люблю". Неправда! Этого не может быть. У меня двое детей было, и я их любила обоих, но по-разному. Точно так же с пациентами.

Говорят, сделать все для ребенка. Что - все? Ребенок умирает, что ты "все" сделала - бегала, пока он нуждался в тебе? Самое страшное - это сидеть рядом, поверьте. Надо быть очень сильной, и это мало кто выдерживает.


Помню не самого пациента, а именно маму. Мальчику было 16 лет, и он был самостоятельный. Из маленького городка Гродненской области, там, в этих городках, дети обычно более самостоятельные, чем в больших городах. Раз - он заболел и стал совершенно беспомощный. Когда мы приезжали (еще я тогда выезжала), он просил пить. Как обычно? Мамы кидаются и дают воды. Так было и с этой мамой. Он плохо говорил, начинал выбивать стакан, агрессировать, и мама не могла понять, в чем дело. Наш психолог сказал: "Он хочет сам взять стакан воды". - "Так он не сможет!" - "Сделайте так, чтобы он не видел". И я помню, мама поняла. Он пить хочет, мама ставит стакан, он тянет руку, а мама с той стороны тихонечко карандашиком двигает к нему этот стакан, чтобы тот "пришел" к его руке.

Я поняла: мама его так любила! Помню эту историю, когда он [говорил]: "Не подходи ко мне". Ему было хорошо одному и страшно, наверное, не хотелось, чтобы мама стояла около него. А ей хотелось сидеть, обнимать его. Он руку отталкивал. Наш психолог поговорила, почему это может быть, и мама поняла. Она сказала: "Я так его люблю, что я сделаю все как лучше ему". В принципе, так оно и было.

Когда он умирал, он позвал маму. Сказал: "Мама, ты самая лучшая. Спасибо за все". Перед смертью он сказал то, чего многие ждут. У меня самой мама умирала, и я помню, как ждала этих слов. Знаю, что этого не может быть, тем не менее, когда я сидела у мамы, так ждала, чтобы она мне сказала: "Анечка". Нет, не сказала. Этого ждут все, между прочим, или перед смертью, или во время. А он сказал, потому что мама была не навязчива.

Вторую историю я очень хорошо помню, когда мама не отпускала ребенка. Она сидела около нее. А та как-то сказала психологу: "Я так устала. Я хочу уйти". Мама: "Нет, нет! Я тебя не отпущу, я не могу без тебя жить". Молчит. Это было в маленькой деревне. Потом она попросила: "Мама, я так хочу огурцов. Сходи за огурцами". Она пошла за огурцами, и девочка умерла. То есть она специально ее отправила, чтобы спокойно уйти.

Эти истории запоминаются.
И еще. Девочка Юля, саркома Юинга, очень сильные боли. Она жила дома. У этой девочки был брат. Знаете, как в семье бывает, девочка беспроблемная, а мальчик проблемный. И мама все внимание уделяла кому? Мальчику. А Юля же учится хорошо, без проблем, с мальчиками не гуляет. И Юле не хватало любви мамы, абсолютно не хватало.

Когда она умирала, мы приехали, и очень сложно было обезболить. Когда обезболивали полностью, она спала. А она не хотела спать, она от мамы ждала сигнала о том, что та ее любит. Мама любила, но не умела подавать сигналов. Многие дети спрашивают: "Мама, ты меня любишь?" - "Я что, дала тебе повод [думать], что не люблю?" Детям нужны эти сигналы. Эта мама не давала сигналов. Во-первых, она не осознавала, что Юлька умирает. Во-вторых, очень много внимания отнимал муж, который пил, и сын, который тоже был неблагополучным. Семья очень верующая была, кстати.

Когда психолог стал говорить с Юлей, она сказала: "Я все знаю о рае, об аде. Я знаю, что после смерти я уйду не куда-нибудь, а в другую жизнь. Только я не хочу туда без мамы. Я хочу здесь оставаться - с мамой. Пускай мне будет больно, не обезболивайте меня, если так я буду спать. Я хочу быть со своей мамой". Мы подобрали такое обезболивание, чтобы она была до конца. Боль она чувствовала, но по крайней мере не спала.

Я помню историю потому, что мама ей так и не сказала тех слов, которые она ждала. Через месяц после того, как умерла Юля, было 8 Марта. Мне позвонила в истерике мама: "Анна Георгиевна, я схожу с ума, приезжайте. Фотография Юльки падает. А сегодня я выхожу, открываю антресоль, и на меня падает стопка газет, а наверху - открытка прошлогодняя Юлькина: "Мамочка, с 8 Марта". Я только сейчас поняла, что меня никто, кроме Юли, не поздравил с 8 Марта, она была одним человеком в моей жизни. Я ее любила, только я сейчас поняла, как я ее любила. Как мне ей сказать?"

Мы с ней писали письмо Юльке. Она писала: "Юлечка, я тебя так люблю, ты такая необыкновенная. Прости, что я тебе не сказала". Мы завернули письмо, воткнули эту трубочку в могилку. Это, может, смешным покажется, но - верьте, не верьте - все эти истории с падающей фотографией прекратились. Она стала спать хорошо.

| Подготовлено по видео БЕЛТА. Фото - скриншоты видео

Читайте также:

"Какой фейерверк?" Почему в паллиативе важно спрашивать ребенка о том, чего он хочет

"Нет, мы обычные люди". Три основных стереотипа о работе детского хосписа в Беларуси

"Зачем вам больной ребенок?" Директор детского хосписа о том, как можно оскорбить жалостью

Новости рубрики Общество
Топ-новости
Свежие новости Беларуси